курлык
02.04.2012 в 16:37
Пишет леди Лилит де Лайл Кристи:Татуировка
Название: Татуировка
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Dusha
Размер: 4 277 слов
Пейринг/Персонажи: Савада Тсунаёши/Гокудера Хаято,
Жанр: ангст, слеш
Рейтинг: R
Краткое содержание: Изнуряющая, доводящая до исступления ревность Гокудеры, попытки Тсуны объяснить ее безосновательность, доказать
Примечание: 1. персонажи примерно 2-3YL
2, Написано для ФБ, 3 lvl, миди(хотя какое оно миди?) , не участвовало
читать дальшеПрактически всегда Савада Тсунаёши был очень мягким человеком, неконфликтным, не то что бы спокойным, сколько не старающимся привлечь лишнее внимание. Едва ли не больше всего он не любил прямо говорить кому-либо об их недостатках или указывать на ошибки. Вежливость, подобная смирительной рубашке, так характерная для большинства японцев. Иногда ему, конечно, хотелось высказаться, но он сдерживался. Это было правильно, логично. Сколько раз он уже собирался хотя бы намекнуть Ямамото, что он всё понимает не правильно, что мафия – это не игра, пока он не понял, что слова и поведение мечника всего лишь маска? Его поступок был бы глуп и поставил их обоих в неудобное положение. А этого ему не хотелось ещё сильнее.
Тсуне не было никакого дела до того, что его мягкость выглядит слабостью. Тем более сейчас, когда он уже не ощущал себя беспомощным. Он не видел ни малейшего смысла в демонстрации силы, куда проще продолжать делать вид, что ничего не изменилось. Что он такой же школьник, как и все остальные. Порой это выходило из рук вон плохо, но он старался. Но даже его терпению может прийти конец. Даже не смотря на то, что речь идёт о Гокудере Хаято, отношения с которым у Савады были более чем просто «близкими».
Вот уж кто точно не может быть упомянут в одном предложении рядом со словами «терпение», «спокойствие», «миролюбие». Являющийся истинным воплощением своей стихии, Хранитель Урагана обладал воистину взрывным итальянским темпераментом. Стоило только эмоциям завладеть им, как он тут же забывал обо всём. И это не смотря ни на великолепный ум, ни на выдающиеся способности к стратегии и тактике. Всегда сначала действует, а потом думает. И только Десятый Вонгола способен остановить его от необдуманных поступков.
И если бы дело касалось чего-то другого, то всё может быть и обошлось бы. Но на то, чтобы выдержать бешеную ревность подрывника не хватило даже терпения Неба.
Хаято ревновал постоянно, казалось, это чувство не оставляло его ни на день, ни на минуту. И если раньше Савада ещё верил, что со временем Гокудера успокоится и убедится в прочности их отношений, то теперь стало ясно, что с каждым днём его ревность только усиливалась. Любые попытки убедить ураганника в искренности своих чувств вызывали лишь кратковременное затишье. А потом очередная буря тут же начинала набирать обороты.
Проходили недели, но ничего не менялось. Тсуна уставал от происходящего. От того, что их отношения приносят едва ли не больше проблем, чем радости. Он чувствовал себя измотанным, как после самых жёстких тренировок. Ощущал себя выжатым, как лимон. Кажется, что его жизнь представляла собой один непрерывный стресс. Постоянное напряжение в ожидании очередного сражения за общественное спокойствие. Он уже готов был проклинать себя за излишнюю мягкость, но продолжал молчать. Он делал всё, чтобы внушить любимому человеку бессмысленность и ненужность такого поведения. Проводил с ним максимум времени, старался предугадывать его настроение и желания, благо в этом хорошо помогала фамильная Гипер-интуиция. Не то что бы это совсем не приносило плодов, нет, Хаято был искренне счастлив даже малейшему проявлению внимания со стороны босса, но вспышки не прекращались.
Как будто тому даже повода для ревности было не нужно – то Хару зашла в гости и задержалась чуть дольше «приличного», по мнению Хаято, времени. То Кёко стояла слишком близко и предлагала ему попробовать новые пирожные. То Ямамото обращался к нему слишком фамильярно. Даже вежливо улыбнувшаяся ему продавщица в магазине могла стать причиной масштабного скандала. И Саваде приходилось раз за разом оттаскивать любимого человека от его очередной жертвы.
Это уже привычное для окружающих зрелище:
Гокудера кричит, срывая голос. Савада говорит тихо, устало, из последних сил удерживая такие хрупкие на вид запястья. Глаза ураганника, обычно светло-серые, с лёгким зеленоватым оттенком приобретают грязный тёмно-серый цвет, он мотает головой и пепельные пряди хлещут его по щекам, на виске, в такт бешеному пульсу, бьётся венка. Он уже почти ничего не соображает, всё, что имеет значение, что кто-то пытается отнять у него то единственное, чем он дорожит. И не важно, что это только ему так кажется. Тёплые карие, с рыжеватыми отблесками, глаза Тсуны его успокаивают. Пусть не сразу, но успокаивают, и Гокудера обмякает в его руках. Шепчет бессвязные извинения. А Тсуна, поверх его плеча с тоской смотрит в небо. Он знает, что скоро всё повторится снова.
Вот только так приступы ревности заканчивались только тогда, когда Тсуна был рядом. Но, к сожалению, даже он не мог предугадать всё или быть с Хаято постоянно. Да и кто мог знать, чем обернётся вполне привычное для Тсуны требование учителя задержаться? Подрывник пообещал подождать внизу, на ходу вытаскивая сигареты, а Савада постарался вникнуть в очередные нравоучения, стараясь запомнить только самое главное – время и даты, когда ему нужно будет переписывать заваленные тесты.
Кто мог знать, чем обернутся совершенно обычные сплетни одноклассниц, не обративших внимание на подпирающего школьный забор Гокудеру? И уж точно никто бы не смог догадаться, что в шутку вставивший пару слов Ямамото, окажется тем самым камешком, что повлечёт за собой настоящую лавину.
Никто потом так и не смог вспомнить, что такого сказали про Саваду, что у Хранителя Урагана начисто сорвало крышу, но выбежавший из школы Тсуна увидел посреди двора маловменяемого Хаято с очередной партией взрывчатки в трясущихся руках, лежащего рядом с изрядно покорёженным забором Ямамото и жмущихся в уголке девчонок.
Это было уже слишком. Савада Тсунаёши мог быть сколько угодно мягким и вежливым, но даже его терпению приходит конец. Казалось, что он оставался спокойным, когда отбирал у Гокудеры динамит, проверял состояние Ямамото, вызывал скорую помощь. Когда сидел на каком-то обломке, ожидая приезда врачей. Вот только это всего лишь казалось. И когда Хаято, успокоенный присутствием босса, устроился рядом и попытался в своей привычной манере объяснить, что случилось, Тсуне было уже совсем не до традиционной вежливости, не позволявшей ему прямо говорить людям то, о чём он думал на самом деле.
— Этот бейсбольный придурок опять…
— Неужели ты мне настолько не доверяешь?
— Что вы имеете в виду, Джудайме? — Обеспокоенно спросил подрывник, но Савада лишь вздохнул.
— Разве я хоть раз обманывал тебя? — Спросил он после долгой паузы. Весь его вид выражал усталость: ссутуленные плечи, тихий голос, опущенная голова. Хаято было тяжело от мысли, что это он так расстроил босса, и всё же он никак не мог понять, что именно тот имеет в виду. Тсуна же, не дождавшись ответа, как-то очень тяжело поднялся на ноги и сказал совсем уж расстроено:
— Твоя ревность стала так утомительна.
Больше он так ничего и не сказал, несмотря на вопросы Гокудеры, а когда приехала скорая, он поехал в больницу вместе с Ямамото.
Гокудера потрясённо и непонимающе смотрел вслед уезжающей машине. Как же так могло произойти? Он ведь просто хотел быть с Джудайме… он на что угодно готов, лишь бы у того не было никого ближе, и так боялся потерять достигнутое. Так боялся, что кто-то отнимет у него это, что сам всё испортил. В его ушах эхом повторялись слова "Твоя ревность стала так утомительна". Раздражённо выкинув измятую сигарету, Хаято поплёлся к себе домой. Он ещё как-то держался по дороге, хотя его изрядно потряхивало. Он же знал, что Тсуна не любит, когда он ведёт себя подобным образом, знал, что если бы босс был рядом, то ни за что не позволил бы ему сорваться. Ведь он всегда недоволен, когда его Ураган первым затевает драку. Особенно со своими. И всё равно не смог сдержаться. А теперь уже ничего не исправишь. Теперь его "ревность так утомительна". Да и сам он ни на что не годен, раз уж Джудайме поехал в больницу вместе с этим идиотом.
Он явно перегнул палку – стоило бы ограничиться кулаками, но руки привычно потянулись к динамиту, и… ему стоило бы подумать, где и с кем он находится: в конце концов, этот придурок – Дождь Вонголы, но… сделанного не вернуть. Надо придумать, как всё исправить. Чтобы вместо пустоты и усталости в обращённом к нему взгляде босса снова появилось тепло. Чтобы, как раньше, тот обнял его. Успокаивающе погладил по спине и сказал "Успокойся. Всё в порядке, я люблю только тебя". Но сейчас он мог думать только о том, что его променяли на другого. Ревность затмевала его разум, не позволяя сосредоточиться на чём либо другом.
Его пальцы, касающиеся шеи придурочного бейсболиста. Пусть лишь для того, что бы проверить пульс, но! В действиях босса была забота, а в обращённых к самому подрывнику словах только бесконечная усталость.
Запирая за собой дверь и, медленно сползая на пол, скользя спиной по косяку, Хаято подумал, что раз босс так злится на него, раз уж он "утомителен", то ему вообще не стоит показываться ему на глаза хоть какое-то время. Просто, чтобы не злить ещё сильнее. Эта мысль такая "правильная", но от неё было ужасно больно. Гокудера не знал, как можно жить, не видя его хотя бы день… но так будет лучше. Он не хотел ещё больше испортить ситуацию. Слишком боялся, ведь он уже позволил себе выйти за рамки допустимого.
Джудайме всегда был к нему добр. Слишком добр. Подрывник прекрасно осознавал, что он не заслуживает ни проявленной к нему доброты, ни бесконечного, казалось бы, терпения. Скрывая неуверенность непозволительным нахальством, он раз за разом старался доказать, что достоин быть рядом с боссом. Громогласно провозглашая, что только он заслуживает быть Правой Рукой Десятого Вонголы, он в первую очередь доказывал это себе. Всеми отвергаемый, он нашёл свой дом и свою Семью здесь. Вцепился в выпавший ему шанс обеими руками. И уж точно ни с кем не хотел делиться. Особенно, с тем, кто явно был удачливее его, кто вполне мог бы прожить и без этого, для кого место рядом с боссом не является смыслом жизни.
Вот только ревность не приемлет доводов разума. И он собственными руками поставил жирный крест на дальнейшей судьбе. Сколько раз ему говорили, что такому как он нигде не найдётся места? Что ни одной Семье не нужны такие слабаки? Он так боялся, сначала за место Правой Руки, потом за место в постели босса. Боялся, что кто-то окажется лучше него, что босс поймёт, как он на самом деле жалок, найдёт себе кого-то другого.
А что в итоге? Это не кто-то другой вклинился в их отношения, а сам Хаято разозлил Джудайме. Ни разу ещё не было, что он уходил, ни слова ему ни сказав. Уходил к кому-то другому. Савада всегда был к нему внимателен, особенно с тех пор как они начали встречаться. Собственные же поведение и реакции подрывник считал жутко неуклюжими, смущаясь от малейшего проявления нежности к нему. И после всего этого такое равнодушие, пусть и заслуженное, практически убивало его.
Гокудера метался по квартире как раненый зверь, пытаясь найти хоть какой-то выход из сложившейся ситуации. Он набрал смс, в которой долго и пространно писал, что извиняется за своё поведение и спрашивал, может ли он чем-то искупить свою вину. Ответ не пришёл. подрывник прикусил губу и набрал снова. С тем же результатом. Когда он решился позвонить, безликий голос ответил ему: "…аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…". Хаято стало горько и ужасно обидно, но разумом он понимал, что он это заслужил. Всё ведь очень просто – он был утомителен, и Джудайме больше не хочет с ним разговаривать, чему удивляться? Но даже понимая это, даже боясь показаться излишне навязчивым, он практически не переставая, набирал сообщения, в надежде, что Тсуна прочтёт хотя бы одно из них. Ему ужасно хотелось быть рядом с ним, он был готов убить любого, кто встанет у него на пути, но… кажется именно в этом его проблема.
Хаято ревновал, не помышляя, о том, что большинство людей, полагают ревность порождением недоверия. Его ревность возникла из неуверенности в себе, из-за того, что подсознательно считал себя недостойным этой любви. Ураганник так боялся, что Джудайме найдёт кого-то, лучше него, что стремиться заранее убрать "конкурентов", не задумываясь, как его поведение выглядит со стороны. А выглядит это именно недоверием. Его стремление уничтожить каждого, кто мог бы оказаться достаточно близок к боссу, доставляло массу проблем. Он просто хотел гарантий, что его не заменят кем-то другим. Он просто слишком многого хотел, тогда как в его положении следовало бы довольствоваться настоящим, даже не помышляя о чём-то большем! В конце концов, Джудайме его ни разу не назвал его своей Правой Рукой. Он говорил, что любит, но чувства непостоянны, а положение в Семье… для выросшего на Сицилии Гокудеры это был гораздо более надёжный способ быть и в горе и в радости с тем, кто стал для него всем.
Весь остаток дня он не находил себе места, но так и не пришёл к Тсуне вечером. Не решился навязываться, раз так провинился. Гокудера курил сигарету за сигаретой с тоской глядя в темнеющее небо, раз за разом вспоминая слова Джудайме.
"Неужели ты мне настолько не доверяешь?" — почему его обвинили в недоверии? Он никогда и никому не доверял так сильно, как боссу. Ведь и жизнь, и дальнейшую судьбу он навсегда доверил ему в тот день, когда присягал на верность. О каком же недоверии может идти речь? Он не доверял себе и окружающим. Но Джудайме – совсем другое дело!
"Разве я хоть раз обманывал тебя?" — как будто бы Хаято мог обвинить Джудайме во лжи. Да если бы и врал, то кто он такой, чтобы требовать ответа? Босс имеет полное право поступать так, как считает правильным.
Ревность. Всё упирается в ревность Хранителя Урагана. Гокудера снова оказался не в состоянии справиться со своим темпераментом, даже понимая, что доставляет проблемы.
От него всегда были одни проблемы. У отца, которого в детстве часто отвлекал от дел. У сестры, у которой путался под ногами. У Шамала, которого он доставал идиотскими вопросами и просьбами. У той пожилой синьоры, у которой он снимал комнату, когда сбежал из дому… Теперь он доставляет проблемы Джудайме. Подрывник хотел бы переделать себя, но уже просто не мог побороть привычные реакции. Будь у него больше уверенности, хоть какое-нибудь материальное подтверждение…
На смс с пожеланиями доброй ночи, отправленную примерно в половине двенадцатого, ответа не пришло, как впрочем, и на все предыдущие. Это совершенно удивительно, но… До боли впиваясь ногтями в собственные ладони, Хаято окончательно решил никуда завтра не ходить. Вообще никуда не ходить, пока не получит от Босса хоть какой-нибудь ответ. Чтобы не попадаться ему на глаза, если уж он им настолько недоволен.
Гокудера свернулся клубком, намотав на себя одеяло и плед, но ему всё равно было холодно. Раньше Джудайме никогда на него так не злился, чтобы совсем не разговаривать. Обычно он ограничивался тяжёлым вздохом. Они и спорили-то по-настоящему всего один раз, в том, изменившемся уже будущем, когда Хаято настаивал на своём участии в сражении, несмотря на ранение. Сейчас всё совсем иначе. Гокудера чувствовал, что виноват, но никак не мог понять, что ему делать дальше. Разве что ждать, пока Джудайме его простит. "Но это вряд ли вернёт прежние отношения" — подумал подрывник и обхватил руками подушку, прижал к животу и постарался свернуться вокруг неё. Но теплее не стало.
Совершенно не выспавшись за беспокойную ночь, Хаято первым делом бросился проверять телефон – нет ли сообщения от Джудайме? Но новых смс не было. Ему захотелось убить кого-нибудь, но это не только не помогло бы успокоиться, но и разозлило бы босса ещё сильнее. Поэтому он снова написал сообщение, а потом достал фотоальбом и с каким-то совершенно мазохистским удовольствием стал рассматривать снимки. Их снимки, на которых они вместе. Повторяя про себя — "Смотри, так больше уже не будет. И не потому, что Джудайме нашёл более достойного, нет, ты сам всё испортил. В который раз подтвердил, что не достоин его".
***
В больнице Тсуну без лишних вопросов пропустили в плату к Ямамото. За столько лет там уже настолько привыкли к их лицам, что иногда персоналу казалось, что эти неугомонные подростки тут живут. Мечник уже был в сознании и привычно улыбался, говорил, что ничего серьёзного с ним нет, так пара лёгких ожогов да отлетевшим от забора камнем приложило. Врачи настояли, чтобы он провёл здесь ещё пару дней, но подтвердили, что действительно ничего серьёзного.
Тсуна постоял у входа, задумчиво щёлкая крышкой сотового телефона, слушая треньканье и размышляя, что бы написать Хаято. После очередного щелчка изображение на экране перекосилось по диагонали. Савада удивлённо потряс телефоном, но ничего не изменилось. Сердито буркнув, он выключил аппарат, подождал немного и включил снова. С изображением было всё в порядке, но когда он уже стал набирать текст, картинка пошла рябью и экран засиял чистой белизной. Повторная перезагрузка не помогла. Огорчённо думая, почему же если плохо, то всё сразу, он решил отнести аппарат в починку. Весь день был какой-то неправильный, неудачный. Как будто мироздание решило проверить его терпение на прочность. В очередной раз взгрустнув, что до истинной японской невозмутимости ему далеко – видимо сказываются итальянские корни – Тсуна направился в торговый квартал. Хотелось кричать, схватить дурного итальянца за воротник и трясти, пока до него не дойдёт, что так нельзя. Что пора бы уже прекратить это безумие. Что никто другой его никогда не заменит и Хаято просто идиот, если не может запомнить такую простую вещь. Он понимал, что такое поведение было бы не правильно, что Гокудера попытался бы проломить головой асфальт, выпрашивая прощения, если бы Тсуна хоть чуть-чуть повысил на него голос, даже не вникая в смысл сказанных слов.
Это был тяжёлый длинный день, а дома его ждёт Реборн. Восхитительная перспектива, нечего сказать. Замена перетёртого кабеля в привычной раскладушке обошлась не дёшево, но всё же, была выгодней, чем покупка нового телефона, что не могло не радовать. Другое дело, что оставаться без связи было как-то неуютно. Впрочем, завтра вечером он сможет забрать телефон обратно…
Несколько раз он проигрывал у себя в голове как они с Хаято поговорят, когда он придёт вечером. Разумеется, он надеялся, что они всё обсудят и успокоятся. Что всё будет в порядке. Угу. Мечтать, как говориться, не вредно.
Вечером Хаято не пришёл. Зато Реборн в полной мере оторвался на нём и за проваленные тесты и за неспособность на чём либо сосредоточиться. Ночью Тсуна долго ворочался в постели, не в состоянии заснуть. Очень хотелось поговорить, объясниться, но чёртов мобильник сломался так не вовремя! А городского телефона в съёмной квартире его Хранителя Урагана не было.
Когда Савада понял, что и на уроки Гокудера приходить не собирается, то не на шутку обеспокоился, что могло приключиться с его Ураганом? Или тот обиделся на сказанные им слова? Это было бы совсем на него не похоже, хотя всё когда-нибудь случается в первый раз. С каждой минутой его беспокойство усиливалось, лишая всякой возможности хотя бы попытаться сосредоточиться на занятиях. Тсуна нервничал, дёргался, ощущение неправильности ситуации всё нарастало. Во время обеденного перерыва его попыталась отвлечь Кёко. Она весело щебетала о какой-то ерунде, поделилась о-бенто, но поняв, что её действия не приносят никакого результата, тихо, чтобы никто не услышал, и непривычно серьёзно спросила:
— У вас опять.. проблемы? Ты так нервничаешь, да и Гокудера-кун и Ямамото-кун не пришли сегодня.
— Нет, ничего такого, — грустно ответил Савада, — проблемы скорее личные, чем... Надо бы с Хаято поговорить…
— Может, ты ему позвонишь или напишешь? — Предложила девушка.
— У меня телефон сломался. — Беспомощно вздохнул Тсуна.
— Возьми мой. — Кёко протянула ему свой серебристый мобильник с какими-то наклеечками и блестящими брелочками.
— Не поможет, он же увидит, что это твой номер и трубку брать не станет, да и смс удалит не читая. Ты же его знаешь.
— Да, я когда звонила спросить, не видел ли он братика, полчаса дозвониться пыталась… — вынужденно согласилась девушка. — Ну, тогда зайди к нему после уроков.
— Это-то обязательно, но не факт, что я его там застану, — с грустью отозвался Савада, и подумал, что даже не представляет, как теперь быть… они оба были не совсем правы в данной ситуации. Эта постоянная ревность Хаято… Он никак не мог понять, почему он ему совершенно не доверяет.
Кёко была хорошей девушкой. Почему-то он по-настоящему заметил это только тогда, когда перестал мечтать о свадьбе с ней. Она любила старшего брата и его друзей. А ещё, она знала, чем они занимаются. Она была с ними в будущем и, при всей своей кажущейся беззаботности, ухитрялась быть чрезвычайно внимательной к любым переменам их настроения. Больше всего Кёко боялась, что с ними что-нибудь случиться. Пусть всё, что она могла, что сказать несколько тёплых слов и отвлечь от плохих мыслей, но иногда и это бывает важно.
В конце концов, если он действительно собирается пойти к Хаято, то он должен хотя бы придумать, что ему сказать! Оставшуюся часть учебного дня парень думал о своих отношениях с подрывником. Прикидывал различные варианты, как убедить его в прочности своих чувств. Савада анализировал поступки и поведение любимого человека, едва ли не впервые задумавшись, о том, что Хранитель Урагана до сих пор обращается к нему на "вы", и вообще… Гокудера постоянно подчёркивает то, что Тсуна – его Босс, именно так, с большой буквы. А он – его Правая Рука, но Савада никогда не рассматривал их отношения в таком контексте. Его ревность… ему внезапно подумалось, что если бы она была вызвана недоверием, то подрывник бы ему скандалы закатывал, а это больше похоже на желание доказать всем право быть с Тсуной, похоже на неуверенность. Это было странно, ведь он столько раз говорил Хаято, что любит его и никто другой не нужен. Это было совершенно бесполезно. Странным и непривычным было осознание, что Хаято хочет чувствовать свою зависимость. Чтобы все знали, что он буквально принадлежит Десятому Вонголе… на этом можно было бы сыграть. Вдруг, если более… явно заявить права на него, то он перестанет так переживать?
Более или менее сформулировав основную идею, Тсуна понадеялся, что не сделает этим хуже.
После уроков он сразу же отправился домой к своему Урагану, надеясь застать его на месте, иначе план пришлось бы отложить до позднего вечера, когда он сможет забрать телефон из починки и связаться со своим Хранителем, а этого ему бы не хотелось. Постояв несколько минут перед дверью, он взял себя в руки и позвонил. То, что Хаято открыл далеко не сразу, его совершенно не удивило, так бывало всегда, если он не предупреждал о своём приходе заранее. Равно как и хмурое выражение лица Гокудеры не было чем-то необычным, учитывая, что Тсуна искренне полагал, что тот на него обижен. Но то, как сильно его друг удивился, поняв, кто именно стоит за дверью, было странно.
— Д-Джудайме? — отчаянно запинаясь, выговорил Хаято, отступая вглубь квартиры и падая на колени и начиная колотиться головой. — Простите меня Джудайме, я больше никогда… я буду стараться… я сделаю, всё что угодно, только простите меня!
Отучить подрывника от этой привычки было, наверное, абсолютно не возможно, но Тсуна надеялся, что достиг хоть какого-то прогресса в этом вопросе. Как оказалось – напрасно. Гокудера колотился головой об пол с самоотдачей истинного мазохиста. "Да, логика меня не подвела, и даже слишком мягко выразилась.." — подумал будущий босс Вонголы, присаживаясь на корточки возле своего Хранителя. Происходящее требовало ответных мер, причём, если он хочет добиться нужного результата, мер нестандартных. По этому, Тсуна ухватил подрывника за плечо и заставил остановиться. Тот так и остался стоять на коленях, опустив голову так, что за растрепанными волосами почти не было видно лица.
— Почему тебя не было в школе, Хаято? — Савада постарался подпустить в голос строгости, но вышло скорее обеспокоенно.
— Не хотел злить вас лишний раз, Джудайме. — Тихо ответил тот. — Вы же даже разговаривать со мной теперь не хотите, и я подумал…
— Если бы не хотел разговаривать, то и не пришёл бы. — Сдержанно заметил Тсуна. — С чего ты взял?
— Но вы ни на один звонок, ни на одну смс не ответили, я решил, что вы злитесь. Я ведь действительно виноват перед вами, простите Джудайме!
— Не ответил, по тому, что телефон в починке. Так и знал, что от этого масса проблем будет. — Вздохнул Савада, поражаясь логике любимого человека. — Но ты и вчера не пришёл. Я конечно, недоволен, но всё же не до такой степени. И я думал, что ты на меня обижаешься.
— Я бы никогда не посмел… — Гокудера отчаянно замотал головой, всё ещё не поднимая взгляда.
— В любом случае, я рад, что ты понимаешь, что поступил неправильно.
— Да, Джудайме, я постараюсь.. не ревновать… — кое-как выдавил из себя подрывник.
— Дело не столько в твоей ревности, а в том, что мой Хранитель Дождя ещё несколько дней будет не боеспособен. — Тсуна попытался рассуждать наиболее понятным для Хаято образом. Так, как должен думать босс. — И я, как ваш начальник, несу ответственность за случившееся. Да и в остальных случаях твоё поведение может создавать для всех нас проблемы. А если бы тебя арестовали? К тому же, неужели я хоть раз давал тебе повод для ревности?
Подрывник чувствовал себя ужасно. Даже если бы босс наорал на него, было бы не так плохо. Но это спокойное рассуждение било больнее. Под таким углом, его поведение выглядит ещё хуже. Просто безобразно. Какая он, к чёрту Правая Рука, если создаёт столько проблем, но…
— Я и сам могу справиться. Докажу, что достоин служить вам. Что лучше, чем этот придурок и…
Его пламенная речь была прервана крепким объятием и словами:
— Конечно, ты лучше всех остальных Хаято. Разве может быть иначе? Зачем доказывать мне то, что я и так знаю? Я могу понять такое рвение, когда речь идёт о врагах, но все остальные… просто всегда помни, что я люблю тебя. И буду любить, что бы ты ни сделал. — Тсуна надолго замолчал, а потом запустил пальцы в растрёпанные волосы, убирая их от лица, заставляя запрокинуть голову.
Ураганник беспрекословно подчинился, несмело поднимая взгляд:
— Я ваш? — то ли вопрос, то ли требование, то ли сбывшееся желание.
— Ты мой. — Шёпотом по оплавленным нервам, руками по коже, взглядом прямо в душу. — Верь мне. — Как просьба, как требование, как отчаянная мольба.
— Я ваш. — Как клятва в верности.
Поцелуй, как обязательство, как обещание и скрепление клятв, вернее, чем кровью на бумаге.
Любовь, как смысл жизни, как насущная потребность и души, и тела. Как единение, слияние. Любовь, ставшая неутолимой жаждой.
И неважно где, когда, важно только ─ что вместе, важно то, что двое, отныне и навсегда. И кажется, что ничто не заставит их быть порознь. Желание обладать и желание отдаваться. Желание защитить и желание служить. Небо может быть каким захочет. Небо примет Ураган таким, какой он есть. Только Небо сможет укротить его, сделать своим. Изменить, не меняя. Подчинить, оставляя свободу воли. Подчинить, только потому, что он хочет подчиниться.
И кажется, что всё вокруг сейчас вспыхнет, сгорит в неистовом пламени. И кажется, что сами пеплом рассыплются, не выдержат.
Но нет. Всё на месте и сами живы. И даже ожогов нет, лишь яркие пятна засосов по коже. А сейчас прикосновения нежные медленные. Сейчас уже добрались до кровати. И можно расслабиться, растечься по простыне, чувствовать, как пушистый плед щекочет обнажённые плечи.
А проснувшись ближе к вечеру, Хаято говорит, что хочет татуировку. Чтобы по пояснице надпись "Личная собственность Десятого Вонголы". Тсуна чуть сонно улыбается и говорит, что слишком уж прямолинейно. Но если уж он настаивает, то пусть уж там герб Вонголы будет, ведь они оба поймут, что это значит. А остальные не важны.
Тсуна надеется, что этого достаточно. Что теперь они оба могут быть спокойны.
URL записиНазвание: Татуировка
Автор: Лихослава (леди Лилит де Лайл Кристи)
Бета: Dusha
Размер: 4 277 слов
Пейринг/Персонажи: Савада Тсунаёши/Гокудера Хаято,
Жанр: ангст, слеш
Рейтинг: R
Краткое содержание: Изнуряющая, доводящая до исступления ревность Гокудеры, попытки Тсуны объяснить ее безосновательность, доказать
Примечание: 1. персонажи примерно 2-3YL
2, Написано для ФБ, 3 lvl, миди(хотя какое оно миди?) , не участвовало
читать дальшеПрактически всегда Савада Тсунаёши был очень мягким человеком, неконфликтным, не то что бы спокойным, сколько не старающимся привлечь лишнее внимание. Едва ли не больше всего он не любил прямо говорить кому-либо об их недостатках или указывать на ошибки. Вежливость, подобная смирительной рубашке, так характерная для большинства японцев. Иногда ему, конечно, хотелось высказаться, но он сдерживался. Это было правильно, логично. Сколько раз он уже собирался хотя бы намекнуть Ямамото, что он всё понимает не правильно, что мафия – это не игра, пока он не понял, что слова и поведение мечника всего лишь маска? Его поступок был бы глуп и поставил их обоих в неудобное положение. А этого ему не хотелось ещё сильнее.
Тсуне не было никакого дела до того, что его мягкость выглядит слабостью. Тем более сейчас, когда он уже не ощущал себя беспомощным. Он не видел ни малейшего смысла в демонстрации силы, куда проще продолжать делать вид, что ничего не изменилось. Что он такой же школьник, как и все остальные. Порой это выходило из рук вон плохо, но он старался. Но даже его терпению может прийти конец. Даже не смотря на то, что речь идёт о Гокудере Хаято, отношения с которым у Савады были более чем просто «близкими».
Вот уж кто точно не может быть упомянут в одном предложении рядом со словами «терпение», «спокойствие», «миролюбие». Являющийся истинным воплощением своей стихии, Хранитель Урагана обладал воистину взрывным итальянским темпераментом. Стоило только эмоциям завладеть им, как он тут же забывал обо всём. И это не смотря ни на великолепный ум, ни на выдающиеся способности к стратегии и тактике. Всегда сначала действует, а потом думает. И только Десятый Вонгола способен остановить его от необдуманных поступков.
И если бы дело касалось чего-то другого, то всё может быть и обошлось бы. Но на то, чтобы выдержать бешеную ревность подрывника не хватило даже терпения Неба.
Хаято ревновал постоянно, казалось, это чувство не оставляло его ни на день, ни на минуту. И если раньше Савада ещё верил, что со временем Гокудера успокоится и убедится в прочности их отношений, то теперь стало ясно, что с каждым днём его ревность только усиливалась. Любые попытки убедить ураганника в искренности своих чувств вызывали лишь кратковременное затишье. А потом очередная буря тут же начинала набирать обороты.
Проходили недели, но ничего не менялось. Тсуна уставал от происходящего. От того, что их отношения приносят едва ли не больше проблем, чем радости. Он чувствовал себя измотанным, как после самых жёстких тренировок. Ощущал себя выжатым, как лимон. Кажется, что его жизнь представляла собой один непрерывный стресс. Постоянное напряжение в ожидании очередного сражения за общественное спокойствие. Он уже готов был проклинать себя за излишнюю мягкость, но продолжал молчать. Он делал всё, чтобы внушить любимому человеку бессмысленность и ненужность такого поведения. Проводил с ним максимум времени, старался предугадывать его настроение и желания, благо в этом хорошо помогала фамильная Гипер-интуиция. Не то что бы это совсем не приносило плодов, нет, Хаято был искренне счастлив даже малейшему проявлению внимания со стороны босса, но вспышки не прекращались.
Как будто тому даже повода для ревности было не нужно – то Хару зашла в гости и задержалась чуть дольше «приличного», по мнению Хаято, времени. То Кёко стояла слишком близко и предлагала ему попробовать новые пирожные. То Ямамото обращался к нему слишком фамильярно. Даже вежливо улыбнувшаяся ему продавщица в магазине могла стать причиной масштабного скандала. И Саваде приходилось раз за разом оттаскивать любимого человека от его очередной жертвы.
Это уже привычное для окружающих зрелище:
Гокудера кричит, срывая голос. Савада говорит тихо, устало, из последних сил удерживая такие хрупкие на вид запястья. Глаза ураганника, обычно светло-серые, с лёгким зеленоватым оттенком приобретают грязный тёмно-серый цвет, он мотает головой и пепельные пряди хлещут его по щекам, на виске, в такт бешеному пульсу, бьётся венка. Он уже почти ничего не соображает, всё, что имеет значение, что кто-то пытается отнять у него то единственное, чем он дорожит. И не важно, что это только ему так кажется. Тёплые карие, с рыжеватыми отблесками, глаза Тсуны его успокаивают. Пусть не сразу, но успокаивают, и Гокудера обмякает в его руках. Шепчет бессвязные извинения. А Тсуна, поверх его плеча с тоской смотрит в небо. Он знает, что скоро всё повторится снова.
Вот только так приступы ревности заканчивались только тогда, когда Тсуна был рядом. Но, к сожалению, даже он не мог предугадать всё или быть с Хаято постоянно. Да и кто мог знать, чем обернётся вполне привычное для Тсуны требование учителя задержаться? Подрывник пообещал подождать внизу, на ходу вытаскивая сигареты, а Савада постарался вникнуть в очередные нравоучения, стараясь запомнить только самое главное – время и даты, когда ему нужно будет переписывать заваленные тесты.
Кто мог знать, чем обернутся совершенно обычные сплетни одноклассниц, не обративших внимание на подпирающего школьный забор Гокудеру? И уж точно никто бы не смог догадаться, что в шутку вставивший пару слов Ямамото, окажется тем самым камешком, что повлечёт за собой настоящую лавину.
Никто потом так и не смог вспомнить, что такого сказали про Саваду, что у Хранителя Урагана начисто сорвало крышу, но выбежавший из школы Тсуна увидел посреди двора маловменяемого Хаято с очередной партией взрывчатки в трясущихся руках, лежащего рядом с изрядно покорёженным забором Ямамото и жмущихся в уголке девчонок.
Это было уже слишком. Савада Тсунаёши мог быть сколько угодно мягким и вежливым, но даже его терпению приходит конец. Казалось, что он оставался спокойным, когда отбирал у Гокудеры динамит, проверял состояние Ямамото, вызывал скорую помощь. Когда сидел на каком-то обломке, ожидая приезда врачей. Вот только это всего лишь казалось. И когда Хаято, успокоенный присутствием босса, устроился рядом и попытался в своей привычной манере объяснить, что случилось, Тсуне было уже совсем не до традиционной вежливости, не позволявшей ему прямо говорить людям то, о чём он думал на самом деле.
— Этот бейсбольный придурок опять…
— Неужели ты мне настолько не доверяешь?
— Что вы имеете в виду, Джудайме? — Обеспокоенно спросил подрывник, но Савада лишь вздохнул.
— Разве я хоть раз обманывал тебя? — Спросил он после долгой паузы. Весь его вид выражал усталость: ссутуленные плечи, тихий голос, опущенная голова. Хаято было тяжело от мысли, что это он так расстроил босса, и всё же он никак не мог понять, что именно тот имеет в виду. Тсуна же, не дождавшись ответа, как-то очень тяжело поднялся на ноги и сказал совсем уж расстроено:
— Твоя ревность стала так утомительна.
Больше он так ничего и не сказал, несмотря на вопросы Гокудеры, а когда приехала скорая, он поехал в больницу вместе с Ямамото.
Гокудера потрясённо и непонимающе смотрел вслед уезжающей машине. Как же так могло произойти? Он ведь просто хотел быть с Джудайме… он на что угодно готов, лишь бы у того не было никого ближе, и так боялся потерять достигнутое. Так боялся, что кто-то отнимет у него это, что сам всё испортил. В его ушах эхом повторялись слова "Твоя ревность стала так утомительна". Раздражённо выкинув измятую сигарету, Хаято поплёлся к себе домой. Он ещё как-то держался по дороге, хотя его изрядно потряхивало. Он же знал, что Тсуна не любит, когда он ведёт себя подобным образом, знал, что если бы босс был рядом, то ни за что не позволил бы ему сорваться. Ведь он всегда недоволен, когда его Ураган первым затевает драку. Особенно со своими. И всё равно не смог сдержаться. А теперь уже ничего не исправишь. Теперь его "ревность так утомительна". Да и сам он ни на что не годен, раз уж Джудайме поехал в больницу вместе с этим идиотом.
Он явно перегнул палку – стоило бы ограничиться кулаками, но руки привычно потянулись к динамиту, и… ему стоило бы подумать, где и с кем он находится: в конце концов, этот придурок – Дождь Вонголы, но… сделанного не вернуть. Надо придумать, как всё исправить. Чтобы вместо пустоты и усталости в обращённом к нему взгляде босса снова появилось тепло. Чтобы, как раньше, тот обнял его. Успокаивающе погладил по спине и сказал "Успокойся. Всё в порядке, я люблю только тебя". Но сейчас он мог думать только о том, что его променяли на другого. Ревность затмевала его разум, не позволяя сосредоточиться на чём либо другом.
Его пальцы, касающиеся шеи придурочного бейсболиста. Пусть лишь для того, что бы проверить пульс, но! В действиях босса была забота, а в обращённых к самому подрывнику словах только бесконечная усталость.
Запирая за собой дверь и, медленно сползая на пол, скользя спиной по косяку, Хаято подумал, что раз босс так злится на него, раз уж он "утомителен", то ему вообще не стоит показываться ему на глаза хоть какое-то время. Просто, чтобы не злить ещё сильнее. Эта мысль такая "правильная", но от неё было ужасно больно. Гокудера не знал, как можно жить, не видя его хотя бы день… но так будет лучше. Он не хотел ещё больше испортить ситуацию. Слишком боялся, ведь он уже позволил себе выйти за рамки допустимого.
Джудайме всегда был к нему добр. Слишком добр. Подрывник прекрасно осознавал, что он не заслуживает ни проявленной к нему доброты, ни бесконечного, казалось бы, терпения. Скрывая неуверенность непозволительным нахальством, он раз за разом старался доказать, что достоин быть рядом с боссом. Громогласно провозглашая, что только он заслуживает быть Правой Рукой Десятого Вонголы, он в первую очередь доказывал это себе. Всеми отвергаемый, он нашёл свой дом и свою Семью здесь. Вцепился в выпавший ему шанс обеими руками. И уж точно ни с кем не хотел делиться. Особенно, с тем, кто явно был удачливее его, кто вполне мог бы прожить и без этого, для кого место рядом с боссом не является смыслом жизни.
Вот только ревность не приемлет доводов разума. И он собственными руками поставил жирный крест на дальнейшей судьбе. Сколько раз ему говорили, что такому как он нигде не найдётся места? Что ни одной Семье не нужны такие слабаки? Он так боялся, сначала за место Правой Руки, потом за место в постели босса. Боялся, что кто-то окажется лучше него, что босс поймёт, как он на самом деле жалок, найдёт себе кого-то другого.
А что в итоге? Это не кто-то другой вклинился в их отношения, а сам Хаято разозлил Джудайме. Ни разу ещё не было, что он уходил, ни слова ему ни сказав. Уходил к кому-то другому. Савада всегда был к нему внимателен, особенно с тех пор как они начали встречаться. Собственные же поведение и реакции подрывник считал жутко неуклюжими, смущаясь от малейшего проявления нежности к нему. И после всего этого такое равнодушие, пусть и заслуженное, практически убивало его.
Гокудера метался по квартире как раненый зверь, пытаясь найти хоть какой-то выход из сложившейся ситуации. Он набрал смс, в которой долго и пространно писал, что извиняется за своё поведение и спрашивал, может ли он чем-то искупить свою вину. Ответ не пришёл. подрывник прикусил губу и набрал снова. С тем же результатом. Когда он решился позвонить, безликий голос ответил ему: "…аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети…". Хаято стало горько и ужасно обидно, но разумом он понимал, что он это заслужил. Всё ведь очень просто – он был утомителен, и Джудайме больше не хочет с ним разговаривать, чему удивляться? Но даже понимая это, даже боясь показаться излишне навязчивым, он практически не переставая, набирал сообщения, в надежде, что Тсуна прочтёт хотя бы одно из них. Ему ужасно хотелось быть рядом с ним, он был готов убить любого, кто встанет у него на пути, но… кажется именно в этом его проблема.
Хаято ревновал, не помышляя, о том, что большинство людей, полагают ревность порождением недоверия. Его ревность возникла из неуверенности в себе, из-за того, что подсознательно считал себя недостойным этой любви. Ураганник так боялся, что Джудайме найдёт кого-то, лучше него, что стремиться заранее убрать "конкурентов", не задумываясь, как его поведение выглядит со стороны. А выглядит это именно недоверием. Его стремление уничтожить каждого, кто мог бы оказаться достаточно близок к боссу, доставляло массу проблем. Он просто хотел гарантий, что его не заменят кем-то другим. Он просто слишком многого хотел, тогда как в его положении следовало бы довольствоваться настоящим, даже не помышляя о чём-то большем! В конце концов, Джудайме его ни разу не назвал его своей Правой Рукой. Он говорил, что любит, но чувства непостоянны, а положение в Семье… для выросшего на Сицилии Гокудеры это был гораздо более надёжный способ быть и в горе и в радости с тем, кто стал для него всем.
Весь остаток дня он не находил себе места, но так и не пришёл к Тсуне вечером. Не решился навязываться, раз так провинился. Гокудера курил сигарету за сигаретой с тоской глядя в темнеющее небо, раз за разом вспоминая слова Джудайме.
"Неужели ты мне настолько не доверяешь?" — почему его обвинили в недоверии? Он никогда и никому не доверял так сильно, как боссу. Ведь и жизнь, и дальнейшую судьбу он навсегда доверил ему в тот день, когда присягал на верность. О каком же недоверии может идти речь? Он не доверял себе и окружающим. Но Джудайме – совсем другое дело!
"Разве я хоть раз обманывал тебя?" — как будто бы Хаято мог обвинить Джудайме во лжи. Да если бы и врал, то кто он такой, чтобы требовать ответа? Босс имеет полное право поступать так, как считает правильным.
Ревность. Всё упирается в ревность Хранителя Урагана. Гокудера снова оказался не в состоянии справиться со своим темпераментом, даже понимая, что доставляет проблемы.
От него всегда были одни проблемы. У отца, которого в детстве часто отвлекал от дел. У сестры, у которой путался под ногами. У Шамала, которого он доставал идиотскими вопросами и просьбами. У той пожилой синьоры, у которой он снимал комнату, когда сбежал из дому… Теперь он доставляет проблемы Джудайме. Подрывник хотел бы переделать себя, но уже просто не мог побороть привычные реакции. Будь у него больше уверенности, хоть какое-нибудь материальное подтверждение…
На смс с пожеланиями доброй ночи, отправленную примерно в половине двенадцатого, ответа не пришло, как впрочем, и на все предыдущие. Это совершенно удивительно, но… До боли впиваясь ногтями в собственные ладони, Хаято окончательно решил никуда завтра не ходить. Вообще никуда не ходить, пока не получит от Босса хоть какой-нибудь ответ. Чтобы не попадаться ему на глаза, если уж он им настолько недоволен.
Гокудера свернулся клубком, намотав на себя одеяло и плед, но ему всё равно было холодно. Раньше Джудайме никогда на него так не злился, чтобы совсем не разговаривать. Обычно он ограничивался тяжёлым вздохом. Они и спорили-то по-настоящему всего один раз, в том, изменившемся уже будущем, когда Хаято настаивал на своём участии в сражении, несмотря на ранение. Сейчас всё совсем иначе. Гокудера чувствовал, что виноват, но никак не мог понять, что ему делать дальше. Разве что ждать, пока Джудайме его простит. "Но это вряд ли вернёт прежние отношения" — подумал подрывник и обхватил руками подушку, прижал к животу и постарался свернуться вокруг неё. Но теплее не стало.
Совершенно не выспавшись за беспокойную ночь, Хаято первым делом бросился проверять телефон – нет ли сообщения от Джудайме? Но новых смс не было. Ему захотелось убить кого-нибудь, но это не только не помогло бы успокоиться, но и разозлило бы босса ещё сильнее. Поэтому он снова написал сообщение, а потом достал фотоальбом и с каким-то совершенно мазохистским удовольствием стал рассматривать снимки. Их снимки, на которых они вместе. Повторяя про себя — "Смотри, так больше уже не будет. И не потому, что Джудайме нашёл более достойного, нет, ты сам всё испортил. В который раз подтвердил, что не достоин его".
***
В больнице Тсуну без лишних вопросов пропустили в плату к Ямамото. За столько лет там уже настолько привыкли к их лицам, что иногда персоналу казалось, что эти неугомонные подростки тут живут. Мечник уже был в сознании и привычно улыбался, говорил, что ничего серьёзного с ним нет, так пара лёгких ожогов да отлетевшим от забора камнем приложило. Врачи настояли, чтобы он провёл здесь ещё пару дней, но подтвердили, что действительно ничего серьёзного.
Тсуна постоял у входа, задумчиво щёлкая крышкой сотового телефона, слушая треньканье и размышляя, что бы написать Хаято. После очередного щелчка изображение на экране перекосилось по диагонали. Савада удивлённо потряс телефоном, но ничего не изменилось. Сердито буркнув, он выключил аппарат, подождал немного и включил снова. С изображением было всё в порядке, но когда он уже стал набирать текст, картинка пошла рябью и экран засиял чистой белизной. Повторная перезагрузка не помогла. Огорчённо думая, почему же если плохо, то всё сразу, он решил отнести аппарат в починку. Весь день был какой-то неправильный, неудачный. Как будто мироздание решило проверить его терпение на прочность. В очередной раз взгрустнув, что до истинной японской невозмутимости ему далеко – видимо сказываются итальянские корни – Тсуна направился в торговый квартал. Хотелось кричать, схватить дурного итальянца за воротник и трясти, пока до него не дойдёт, что так нельзя. Что пора бы уже прекратить это безумие. Что никто другой его никогда не заменит и Хаято просто идиот, если не может запомнить такую простую вещь. Он понимал, что такое поведение было бы не правильно, что Гокудера попытался бы проломить головой асфальт, выпрашивая прощения, если бы Тсуна хоть чуть-чуть повысил на него голос, даже не вникая в смысл сказанных слов.
Это был тяжёлый длинный день, а дома его ждёт Реборн. Восхитительная перспектива, нечего сказать. Замена перетёртого кабеля в привычной раскладушке обошлась не дёшево, но всё же, была выгодней, чем покупка нового телефона, что не могло не радовать. Другое дело, что оставаться без связи было как-то неуютно. Впрочем, завтра вечером он сможет забрать телефон обратно…
Несколько раз он проигрывал у себя в голове как они с Хаято поговорят, когда он придёт вечером. Разумеется, он надеялся, что они всё обсудят и успокоятся. Что всё будет в порядке. Угу. Мечтать, как говориться, не вредно.
Вечером Хаято не пришёл. Зато Реборн в полной мере оторвался на нём и за проваленные тесты и за неспособность на чём либо сосредоточиться. Ночью Тсуна долго ворочался в постели, не в состоянии заснуть. Очень хотелось поговорить, объясниться, но чёртов мобильник сломался так не вовремя! А городского телефона в съёмной квартире его Хранителя Урагана не было.
Когда Савада понял, что и на уроки Гокудера приходить не собирается, то не на шутку обеспокоился, что могло приключиться с его Ураганом? Или тот обиделся на сказанные им слова? Это было бы совсем на него не похоже, хотя всё когда-нибудь случается в первый раз. С каждой минутой его беспокойство усиливалось, лишая всякой возможности хотя бы попытаться сосредоточиться на занятиях. Тсуна нервничал, дёргался, ощущение неправильности ситуации всё нарастало. Во время обеденного перерыва его попыталась отвлечь Кёко. Она весело щебетала о какой-то ерунде, поделилась о-бенто, но поняв, что её действия не приносят никакого результата, тихо, чтобы никто не услышал, и непривычно серьёзно спросила:
— У вас опять.. проблемы? Ты так нервничаешь, да и Гокудера-кун и Ямамото-кун не пришли сегодня.
— Нет, ничего такого, — грустно ответил Савада, — проблемы скорее личные, чем... Надо бы с Хаято поговорить…
— Может, ты ему позвонишь или напишешь? — Предложила девушка.
— У меня телефон сломался. — Беспомощно вздохнул Тсуна.
— Возьми мой. — Кёко протянула ему свой серебристый мобильник с какими-то наклеечками и блестящими брелочками.
— Не поможет, он же увидит, что это твой номер и трубку брать не станет, да и смс удалит не читая. Ты же его знаешь.
— Да, я когда звонила спросить, не видел ли он братика, полчаса дозвониться пыталась… — вынужденно согласилась девушка. — Ну, тогда зайди к нему после уроков.
— Это-то обязательно, но не факт, что я его там застану, — с грустью отозвался Савада, и подумал, что даже не представляет, как теперь быть… они оба были не совсем правы в данной ситуации. Эта постоянная ревность Хаято… Он никак не мог понять, почему он ему совершенно не доверяет.
Кёко была хорошей девушкой. Почему-то он по-настоящему заметил это только тогда, когда перестал мечтать о свадьбе с ней. Она любила старшего брата и его друзей. А ещё, она знала, чем они занимаются. Она была с ними в будущем и, при всей своей кажущейся беззаботности, ухитрялась быть чрезвычайно внимательной к любым переменам их настроения. Больше всего Кёко боялась, что с ними что-нибудь случиться. Пусть всё, что она могла, что сказать несколько тёплых слов и отвлечь от плохих мыслей, но иногда и это бывает важно.
В конце концов, если он действительно собирается пойти к Хаято, то он должен хотя бы придумать, что ему сказать! Оставшуюся часть учебного дня парень думал о своих отношениях с подрывником. Прикидывал различные варианты, как убедить его в прочности своих чувств. Савада анализировал поступки и поведение любимого человека, едва ли не впервые задумавшись, о том, что Хранитель Урагана до сих пор обращается к нему на "вы", и вообще… Гокудера постоянно подчёркивает то, что Тсуна – его Босс, именно так, с большой буквы. А он – его Правая Рука, но Савада никогда не рассматривал их отношения в таком контексте. Его ревность… ему внезапно подумалось, что если бы она была вызвана недоверием, то подрывник бы ему скандалы закатывал, а это больше похоже на желание доказать всем право быть с Тсуной, похоже на неуверенность. Это было странно, ведь он столько раз говорил Хаято, что любит его и никто другой не нужен. Это было совершенно бесполезно. Странным и непривычным было осознание, что Хаято хочет чувствовать свою зависимость. Чтобы все знали, что он буквально принадлежит Десятому Вонголе… на этом можно было бы сыграть. Вдруг, если более… явно заявить права на него, то он перестанет так переживать?
Более или менее сформулировав основную идею, Тсуна понадеялся, что не сделает этим хуже.
После уроков он сразу же отправился домой к своему Урагану, надеясь застать его на месте, иначе план пришлось бы отложить до позднего вечера, когда он сможет забрать телефон из починки и связаться со своим Хранителем, а этого ему бы не хотелось. Постояв несколько минут перед дверью, он взял себя в руки и позвонил. То, что Хаято открыл далеко не сразу, его совершенно не удивило, так бывало всегда, если он не предупреждал о своём приходе заранее. Равно как и хмурое выражение лица Гокудеры не было чем-то необычным, учитывая, что Тсуна искренне полагал, что тот на него обижен. Но то, как сильно его друг удивился, поняв, кто именно стоит за дверью, было странно.
— Д-Джудайме? — отчаянно запинаясь, выговорил Хаято, отступая вглубь квартиры и падая на колени и начиная колотиться головой. — Простите меня Джудайме, я больше никогда… я буду стараться… я сделаю, всё что угодно, только простите меня!
Отучить подрывника от этой привычки было, наверное, абсолютно не возможно, но Тсуна надеялся, что достиг хоть какого-то прогресса в этом вопросе. Как оказалось – напрасно. Гокудера колотился головой об пол с самоотдачей истинного мазохиста. "Да, логика меня не подвела, и даже слишком мягко выразилась.." — подумал будущий босс Вонголы, присаживаясь на корточки возле своего Хранителя. Происходящее требовало ответных мер, причём, если он хочет добиться нужного результата, мер нестандартных. По этому, Тсуна ухватил подрывника за плечо и заставил остановиться. Тот так и остался стоять на коленях, опустив голову так, что за растрепанными волосами почти не было видно лица.
— Почему тебя не было в школе, Хаято? — Савада постарался подпустить в голос строгости, но вышло скорее обеспокоенно.
— Не хотел злить вас лишний раз, Джудайме. — Тихо ответил тот. — Вы же даже разговаривать со мной теперь не хотите, и я подумал…
— Если бы не хотел разговаривать, то и не пришёл бы. — Сдержанно заметил Тсуна. — С чего ты взял?
— Но вы ни на один звонок, ни на одну смс не ответили, я решил, что вы злитесь. Я ведь действительно виноват перед вами, простите Джудайме!
— Не ответил, по тому, что телефон в починке. Так и знал, что от этого масса проблем будет. — Вздохнул Савада, поражаясь логике любимого человека. — Но ты и вчера не пришёл. Я конечно, недоволен, но всё же не до такой степени. И я думал, что ты на меня обижаешься.
— Я бы никогда не посмел… — Гокудера отчаянно замотал головой, всё ещё не поднимая взгляда.
— В любом случае, я рад, что ты понимаешь, что поступил неправильно.
— Да, Джудайме, я постараюсь.. не ревновать… — кое-как выдавил из себя подрывник.
— Дело не столько в твоей ревности, а в том, что мой Хранитель Дождя ещё несколько дней будет не боеспособен. — Тсуна попытался рассуждать наиболее понятным для Хаято образом. Так, как должен думать босс. — И я, как ваш начальник, несу ответственность за случившееся. Да и в остальных случаях твоё поведение может создавать для всех нас проблемы. А если бы тебя арестовали? К тому же, неужели я хоть раз давал тебе повод для ревности?
Подрывник чувствовал себя ужасно. Даже если бы босс наорал на него, было бы не так плохо. Но это спокойное рассуждение било больнее. Под таким углом, его поведение выглядит ещё хуже. Просто безобразно. Какая он, к чёрту Правая Рука, если создаёт столько проблем, но…
— Я и сам могу справиться. Докажу, что достоин служить вам. Что лучше, чем этот придурок и…
Его пламенная речь была прервана крепким объятием и словами:
— Конечно, ты лучше всех остальных Хаято. Разве может быть иначе? Зачем доказывать мне то, что я и так знаю? Я могу понять такое рвение, когда речь идёт о врагах, но все остальные… просто всегда помни, что я люблю тебя. И буду любить, что бы ты ни сделал. — Тсуна надолго замолчал, а потом запустил пальцы в растрёпанные волосы, убирая их от лица, заставляя запрокинуть голову.
Ураганник беспрекословно подчинился, несмело поднимая взгляд:
— Я ваш? — то ли вопрос, то ли требование, то ли сбывшееся желание.
— Ты мой. — Шёпотом по оплавленным нервам, руками по коже, взглядом прямо в душу. — Верь мне. — Как просьба, как требование, как отчаянная мольба.
— Я ваш. — Как клятва в верности.
Поцелуй, как обязательство, как обещание и скрепление клятв, вернее, чем кровью на бумаге.
Любовь, как смысл жизни, как насущная потребность и души, и тела. Как единение, слияние. Любовь, ставшая неутолимой жаждой.
И неважно где, когда, важно только ─ что вместе, важно то, что двое, отныне и навсегда. И кажется, что ничто не заставит их быть порознь. Желание обладать и желание отдаваться. Желание защитить и желание служить. Небо может быть каким захочет. Небо примет Ураган таким, какой он есть. Только Небо сможет укротить его, сделать своим. Изменить, не меняя. Подчинить, оставляя свободу воли. Подчинить, только потому, что он хочет подчиниться.
И кажется, что всё вокруг сейчас вспыхнет, сгорит в неистовом пламени. И кажется, что сами пеплом рассыплются, не выдержат.
Но нет. Всё на месте и сами живы. И даже ожогов нет, лишь яркие пятна засосов по коже. А сейчас прикосновения нежные медленные. Сейчас уже добрались до кровати. И можно расслабиться, растечься по простыне, чувствовать, как пушистый плед щекочет обнажённые плечи.
А проснувшись ближе к вечеру, Хаято говорит, что хочет татуировку. Чтобы по пояснице надпись "Личная собственность Десятого Вонголы". Тсуна чуть сонно улыбается и говорит, что слишком уж прямолинейно. Но если уж он настаивает, то пусть уж там герб Вонголы будет, ведь они оба поймут, что это значит. А остальные не важны.
Тсуна надеется, что этого достаточно. Что теперь они оба могут быть спокойны.
*растаял, собрался, перечитал, еще раз растаял*
оноооооо *г* божи, я мечтал почитать такое хрен знает сколько времени, один из моих страшнейших кинков хХ и вот оно! да еще написанное одним из любимейших авторов, уоооо хЗЗ помнится я подавал похожую заявку то ли на хот, то ли еще куда-то, но толи не приняли ее, то ли не исполнили, но не сцуть. оно вот ** в общем, энто надо читааать~